Нина шацкая дива русского романса – Нина Шацкая — фото, биография, личная жизнь, новости, песни, Павел Гусев 2020
Дива русского романса Нина Шацкая раскрыла секреты красоты и творчества
«Секрет нашей дружбы с Ольгой Кабо в том, что мы очень разные по сути»
— Нина, у вас сейчас горячее время, насколько я знаю, вы готовитесь к новой концертной программе…
— Да, пятого декабря у нас с Ольгой Кабо пройдет концерт «Пятое время года… Любовь». Это уже третий совместный проект. Первые два были, конечно, достаточно сложные для человека, не увлеченного творчеством Ахматовой и Цветаевой. Все-таки это программа, требующая особенного эмоционального подключения и интеллектуальной базы. И стало понятно, что нужен еще один проект, который позволит людям просто расслабиться. Поэтому мы решили сделать программу, в которой большинство песен и стихов были бы известны аудитории. Ольга читает самые известные стихи, начиная от Пушкина, заканчивая Беллой Ахмадулиной, я пою и русские песни, и старинные романсы, советские ретрохиты. То есть вся палитра самой любимой музыки и поэзии представлена в этом спектакле. Пришел — и порадовался.
— Как давно вы знакомы с Ольгой Кабо?
— Сначала нас связывало творчество, потом — дружба. Мы довольно долго присматривались друг к другу на каких-то кинофестивалях. И честно говоря, если бы не Ахматова, может быть, и не возникло нашей дружбы. Но появился спектакль. И в процессе нашей работы над ним оказалось, что мы похожи. Причем даже внешне становимся похожи, несмотря на то что абсолютно разные. (Улыбается.) Ольга — очень хорошая подруга. Она надежный человек, это качество — редкость в наше время. Мы, конечно, не часто созваниваемся, потому что обе заняты и востребованны. Секрет нашей дружбы в том, что мы очень разные по сути, хотя внешне похожи. И в судьбах наших тоже все разное, и по характеру мы разные: Оля особенно с рождением второго ребенка стала абсолютной мамой по своей сути. Когда едешь на гастроли, она опекает, как мама. Они с нашим концертным директором Ильей занимаются всем, а я, как ни странно, никак не могу повзрослеть. Я в душе абсолютный ребенок. Очень эмоциональная, мои реакции могут быть абсолютно непосредственными.
— То есть если на гастролях не предоставили что-то из райдера, вам будет нелегко решить самой эту проблему?
— Райдер у меня очень скромный. Много гастролируя по филармониям, я вижу, что люди тратят последние деньги, для того чтобы послушать своего любимого артиста, поэтому у меня не поднимается рука вносить в райдер какие-то вещи, которые мне не нужны. Но, конечно, если это коммерческий концерт, когда нужно спеть на загородной вилле или приеме, у меня другой райдер. Но и в нем излишков все равно нет. Когда начинаешь много путешествовать, по-другому смотришь на мир. Так сложилась судьба, что когда я начала ездить, то стала совершенно другим человеком. Принятие мира стало другим, расширились собственные границы.
«Первые эмоции, когда пролистывала свою книгу: неужели я все это видела?»
— То, что вы практически профессиональная путешественница, уже ни для кого не секрет. С чего начался этот увлекательный этап в вашей жизни?
— Честно говоря, поначалу у меня не было средств для далеких и дорогих путешествий. Тех денег, которые я зарабатывала, хватало, чтобы жить и пытаться сделать какие-то проекты. Мне всегда нравились путешествия, хотя раньше если ездила отдыхать, то достаточно было шезлонга и моря, я могла вообще не выходить за пределы отеля. А еще мне очень нравились круизы. К счастью, в начале девяностых артистов отправляли в круизы на великолепных условиях, и это было такое наслаждение. Я за десять лет объехала всю Европу. Однажды моя подруга показала фотографию, сделанную в Кении. Я увидела абсолютно зеленую раскидистую листву и красную землю. Меня это настолько заворожило! И я стала мечтать о поездке туда, как дети мечтают. Позже с этой же семьей мы поехали в путешествие по Индокитаю, и вот там я поняла, что такое вставать на рассвете, чтобы этот рассвет увидеть. Ну а сама череда путешествий началась с Африки. Африка — это зеркало. То, как ты смотришь на мир, то и получаешь. Если приехала с желанием узнать этот мир, восхититься его красотой, традициями — это и получишь. Потом я начала страдать, как наркоман: если несколько месяцев не выезжала, то физически недомогала, ведь в этих поездках я черпала силу.
— Во время путешествий вы были только туристом или, случалось, пели для местных?
— Я всегда пою, и это всегда вызывает интерес. В этом году я оказалась на самом севере Индии. У нас был местный гид, и нам устроили пикник на берегу речки. Местные женщины оделись парадно, что у них редко бывает, потому что они летом пашут изо всех сил. Мы заплатили им какие-то деньги, они приготовили много вкусного, с таким удовольствием ели. И я стала петь им романс «Очаровательные глазки» своим низким голосом. В первый момент они рассмеялись, потому что сами поют тонкими высокими голосами. Но вдруг стали затихать и понимать, о чем я пою.
— В отличие от многих путешественников вы еще и книгу выпустили о ваших поездках…
— Честно говоря, я не думала ни о какой книге. У меня очень плохая память, и поэтому просто, чтобы для себя что-то запомнить, я писала тезисы. Потом появились социальные сети, и эти тезисы стали вырастать в какие-то заметки. В конце концов один из моих знакомых предложил мне написать репортаж для журнала. И вот я приезжала в редакцию, отдавала свои заметки с фотографиями, а потом их накопилось на целую книгу. Я тщательно искала бумагу, типографию, мне было важно, чтобы все получилось. И в итоге вышла моя книжка, я ее очень люблю, это мое детище. Помню первые эмоции, когда пролистывала книгу: неужели я все это видела? Ощущение материальности своих путешествий меня саму завораживает.
фото: Из личного архива
«Вышивка для меня стала терапией»
— Это грустная история… Так получилось, что одновременно в моей жизни не стало двух мужчин. Я рассталась с мужчиной, с которым прожила несколько лет, а затем умер папа. Это произошло ровно за сорок дней до моего первого сольного концерта, в котором он мечтал спеть, потому что всегда закрывал мои выступления. Зал его встречал овациями. Меня ожидал потрясающий концерт в зале Чайковского с симфоническим оркестром. Но о выступлении почти никто не знал, потому что не было никакой рекламы. Отец поехал в родной Рыбинск к своим друзьям, чтобы попросить их напечатать афиши. В городе в этот день был праздник, папа вышел на сцену, спел, зашел за кулисы и умер. И я оказалась в таком вакууме одиночества. Мы даже с моей мамой обсуждали, что на моем месте многие артисты не выдерживали и начинали злоупотреблять алкоголем. А я где-то увидела бисер и поняла, что хочу им вышивать. И вот я приходила домой, садилась, включала телевизор и приступала. Для меня это стало терапией. Я создала огромный рисунок на костюме, после чего увлечение закончилось.
— Но костюм, наверное, остался… Ваши сценические образы очень яркие, расскажите, кто вам помогает с концертными платьями?
— Я раньше практически все костюмы заказывала. Потом, когда стала ездить, то начала привозить ткани из разных стран. У меня много знакомых дизайнеров, которые воплощали мои идеи. Судьба меня свела и с Игорем Гуляевым. Когда мы встретились, то выяснили, что учились в одном вузе и даже жили в общежитии на одном этаже. Дизайнеры, к счастью, дают мне платья напрокат, чтобы я их «выгуливала». Дома у меня, конечно, много нарядов, поэтому сейчас делаю в квартире ремонт, после которого появится большая гардеробная.
— Есть ли у вас какое-то особое платье, с историей?
— Помню, это был мой первый круиз в 92‑м году. Я работала в варьете и, конечно, испытывала проблемы с одеждой, как и все в то время. Денег у меня в круизе было очень мало, и вот мы приплыли на Кипр. Выходные, все вокруг, конечно, закрыто, но вдруг я увидела витрину текстильной лавки. Зашла, там сидел колоритный дед с усами, а на одном из столов лежал очень красивый черный бархат на серебристой основе. Я примерила его и поняла, что это то, о чем я мечтала! Пыталась деду объяснить, что я певица, даже спела. После этого он всплеснул руками и сделал мне скидку. И на все свои три копейки я купила кусок ткани, из которого заказала здесь платье. После того как история с варьете закончилась, я убрала платье в шкаф. А недавно Оля Кабо отмечала юбилей и попросила, чтобы на праздник все пришли в костюмах в стиле ар-деко. И я поняла, что то мое платье — именно в этом стиле, и надела его спустя двадцать лет. Оно до сих пор в прекрасном состоянии.
— Чтобы носить красивые наряды, нужна хорошая фигура, как у вас. Наверное, строго следите за собой?
— У меня был период, когда я не придерживалась здорового образа жизни. Затем был чересчур здоровый период. Сейчас живу как нормальный человек. Мой здоровый образ жизни заключается в том, что я стараюсь не есть поздно вечером. А еще я много двигаюсь, хожу в медицинский центр заниматься лечебной физкультурой, потому что у меня была травма позвоночника. Мне очень помогает аюрведа на натуральных препаратах. У меня был сложный период в жизни, когда возникли проблемы с весом, и меня эта система спасла. Сейчас я слежу за тем, чтобы не перешагнуть определенную планку. Потому что убеждена: артист на сцене должен быть эстетически красивым.
«Музыку, которой я всю жизнь занимаюсь, называли неформатом»
— Вы признались, что путь к вашей популярности был тернист. В каком возрасте он начался?
— У меня высшее управленческое образование. И когда я заканчивала спецшколу с углубленным изучением английского, то была самой плохой ученицей в классе. Просто я предпочитала проводить много времени на репетициях отца. При этом мое специфическое музыкальное дарование очень поздно раскрылось, что заставляло переживать папу. Он брал к себе в оркестр одаренных артистов, у которых невозможно не увидеть большой талант. А у меня был красивый тембр, большой голос, но мне с трудом давалась вся эта музыкальная теория. Отец понимал, что мне будет непросто в профессии, ну и для женщины это непростая работа. Большинство тех, кто успешен в творческой карьере, несчастны в личной жизни. И они с мамой долго думали, куда бы меня пристроить. Папа сказал, что если я не подготовлюсь и не поступлю в вуз, то мне дома устроят такую жизнь, что я просто вынуждена буду сбежать и все равно начать жить самостоятельно. Для того чтобы поступить в ленинградский вуз, мне пришлось год отработать под Рыбинском заведующей сельским клубом, чтобы заработать стаж! Когда я завершила обучение, то все свои концерты готовила сама, потому что это стало моей профессией. Я же организатор-методист по образованию и знаю, с чего начинать.
— Получается, ставку на музыку родители все-таки не делали?
— Помню, когда репетировала свой первый сольный концерт с симфоническим оркестром, мне повезло, что я успела услышать от своего отца: «Я мечтал, чтобы ты стала такой, какой ты стала. Я мечтал, но не верил, что это может произойти». Мне Бог дал физический талант, но не способность к быстрому обучению. Поэтому если я что-то делала, то у меня это получалось так, как ни у кого другого. И в результате сформировалось свое лицо.
— Одна из заповедей Сальвадора Дали гласит: «Сначала научись рисовать и писать красками, как старые мастера, а затем можешь делать что хочешь». Не было соблазна копировать кого-то из великих?
— Это не про меня. Попытки были, но не больше. У меня есть несколько любимых певиц. Одна из них — Мина. Это итальянская икона эстрады. Она богиня вокала, которая, несмотря на свой грандиозный голос, меняется в каждом проекте. Потом пришли Билли Холидей и Ширли Бэсси. Я их слушала, но не копировала. Просто не умела это делать. Даже когда во времена питерского студенчества желание петь привело меня к попыткам работать в ресторанном оркестре, я так и не смогла найти место. Администрация ресторана всегда искала именно того, кто «сдирал» бы нота в ноту манеру звездного исполнителя. Но в попытках спеть Мину, Билли Холидей или Аллу Пугачеву я перенимала один или два обертона, некоторые интонационные краски, из чего в итоге сложилась моя манера. А узнаваемость манеры и есть самое главное для певца!
— Ваши поклонники, наверное, очень переживали за вас, когда вы пришли на шоу «Голос». Многие никак не могли понять, зачем вы это сделали: вас и так все знают!
— Когда ты всю жизнь на сцене, а при этом встречаешься с коллегами, которые спрашивают «чем сейчас занимаешься», это не очень приятно. А как узнать, если человека нет в телевизоре? Что бы артист ни говорил, он публичный человек, который не может жить в неизвестности. Нужна сцена, нужна публика, занятость. Иначе, если у артиста мало работы, его начинает сжирать эта энергия. И мне хотелось, чтобы у меня было больше работы. Музыку, которой я всю жизнь занималась, называли неформатом, говорили, что она никому не нужна. И я уже смирилась. Но когда Дима Билан дал в проекте мою песню своей группе, я увидела реакцию. В соцсетях огромное количество молодежи сказали: мол, какая это классная песня! И я подумала: вот публика-то созрела! Я хочу ее привлечь.
— При всем вашем опыте, наверное, боялись, что на слепых прослушиваниях к вам не повернутся?
— Я человек честолюбивый и поначалу думала: как же я приду и не выиграю? Ведь в жюри никто не знал, что я буду участвовать. Наверное, я могла бы позвонить кому-то, но не стала. У меня было одно желание: только бы оставили в эфире! К Варе Визбор вот не повернулись, но это же открыло для нее огромные возможности! Весь этот проект, его внутренняя кухня — фантастический. Как там тепло, с каким уважением общаются с участниками. Я вспоминаю это шоу как одно из самых лучших мгновений в моей жизни.
— Участие в этом проекте дало вам в итоге то, что вы хотели?
— Конечно. Когда приезжаю куда-нибудь на гастроли, мне люди рассказывают, сколько эсэмэсок они посылали за меня. Это такая человеческая любовь, эти письма… Я как-то получила письмо от художника, который очень долго боролся с депрессией. Он писал, как однажды ночью пытался найти в Интернете работу, но не мог и случайно вышел на мой сайт. И потом всю ночь слушал мои песни. «Благодаря вашему голосу я пережил эту страшную ночь. Кризис миновал, я готов жить дальше», — заключил он. Конечно, после этого понимаешь, что, наверное, я все делаю правильно.
фото: Из личного архива
«Мне нравятся умные, энергичные и реализованные мужчины…»
— Вы как-то признались, что у вас роман с музыкой. А какому-то мужчине удалось завоевать ваше сердце?
— Сейчас пока не о чем говорить. Мужчинам, которые меня видели, возможно, я казалась чересчур сильной. Не могу сказать, что мне ставили какие-то условия. У меня были очень красивые отношения. Но взять на себя ответственность и быть с человеком, который очень поглощен музыкой, это нелегко. Я не декларирую, что я певица и должна петь. Просто если я не пою, то теряю все достоинства, за которые меня любят. Я становлюсь унылой, перестаю светиться, а я не могу не греть. Многим не нравится слово «творчество», но я не могу назвать музыку работой. А современные мужчины к такому не готовы, им нужна женщина, которая будет поглощена ими, семьей. У меня так не получалось, потому что я всегда выбирала музыку. К тому же мне в жизни нужен человек, с которым было бы интересно, который для меня является авторитетом. Мне нравятся умные, энергичные и реализованные мужчины, а им, как правило, нужна «оправа», а не «бриллиант». К счастью, с возрастом исчезла ситуация, когда стыдно было назвать свою профессию. В начале 90‑х «запели» под фонограмму дети, жены и любовницы. Знакомясь с мужчиной, сказать, что ты певица, было равносильно признаться в том, что ты живешь на содержании. Они даже не задумывались, насколько это сложная профессия, как долго нужно ей учиться и как сложно зарабатывается имя в профессии.
— А вам никогда не поступали подобные предложения?
— Мне нет. Может быть, потому что всегда пела достаточно сложную музыку. А может быть, просто была не в тренде. Тогда нравились худенькие маленькие блондинки. Я просто не вызывала нужной для этого реакции. Не знаю. Но в последние годы у меня не возникает сложностей во взаимопонимании — и мое имя ассоциируется с большими проектами. Например, такими, как наши спектакли с актрисой Ольгой Кабо.
— Получается, что речи о замужестве пока не идет?
— Понятно, что никто не хочет быть один. Это не было моим осознанным выбором, но так складывалось. И я очень благодарна судьбе, что, даже будучи одна, я не впадала в уныние и отчаяние. У меня был период в жизни, когда я постоянно должна была говорить по телефону, мне было страшно остаться наедине с собой. Тогда мне была послана возможность сначала путешествовать, потом писать, фотографировать. Я прихожу домой, и мне всегда есть чем заняться. А когда человек так наполнен, он всегда притягивает людей. Если мне захочется общения, я всегда могу найти его, я не одинока. А вообще, если спрашивают о замужестве, я всегда отвечаю: хочешь насмешить бога — расскажи ему о своих планах. И я пока не хочу о них говорить.
Нина Шацкая в Инстаграм — новые фото и видео
Смотреть фото в Инстаграм
Нина Шацкая – певица, исполнительница романсов и джаза, Заслуженная артистка РФ. Родилась 22 апреля 1966 года в городе Рыбинск Ярославской области.
Певицу часто называют «дивой русского романса», хотя, ещё в юности, её совсем не привлекал подобный жанр, она хотела стать исполнительницей популярной и танцевальной музыки. Но, педагог девушки настоял на своём, и оказался совершенно прав. Позже, это поняла и сама Нина.
В 2017 году, Шацкая пришла на шоу «Голос», чтобы доказать, что романс – это модно и молодёжно! Исполнив на «слепых прослушиваниях» песню «Очаровательные глазки», она оказалась в команде Димы Билана. Другой наставник «Голоса», Александр Градский, узнал исполнительницу по первым нотам. По его словам, не повернулся он лишь потому, чтобы артистка попала в команду более молодого наставника и смогла раскрыться по-новому.
Следите за творчеством и личной жизнью Нины Шацкой в Инстаграм на официальной странице певицы @nina_shatskaya, а также прямо на нашем сайте instagrammi.ru.
Инстаграм Нины Шацкой: фото
ссылка на официальный Instagram Нины Шацкой — instagram.com/nina_shatskaya
Facebook:
настоящая страница на Фейсбук — facebook.com/nshatskaya
Официальный сайт певицы:
ninasong.ru
Нина Шацкая: голос, красота, магия
Ах, как жаль, что фотографии и видео не могут передать тот эффект, который произвела на новгородских зрителей певица Нина Шацкая, когда появилась после антракта.
В зале было темно, на сцене в полутьме стояла женщина, от которой было невозможно отвести глаза. На её серебряном платье невероятной красоты тут и там вспыхивали яркие звезды. Никогда прежде мы не видели ничего подобного.
Певица поняла эмоции зала и так и спросила публику: «Вам нравится моё платье?». В ответ на восторженные возгласы Нина Шацкая рассказала о том, что привозит из разных стран, в том числе, африканских, необычные экзотические ткани для своих сценических нарядов.
В ответ какая-то зрительница громко воскликнула, что с такой фигурой, как у Шацкой, о нарядах можно и не волноваться.
Вот это платье при свете дня:
Да, даже женщины не могли оторвать взгляд от такой красавицы. Часто бывает так, что певицы, особенно постарше, очень сильно мудрят с фотошопом, чтобы помоложе, поярче и постройнее выглядеть на афишах. Помню случай, когда одна такая оперная гостья Новгорода на сцене была почти неузнаваема, потому что для афиши она явно выбрала фотографию 20-летней давности. Но Нине Шацкой такие ухищрения не нужны: она божественно хороша.
Вот так получилось, что я начала свою заметку о концерте дивы русского романса Нины Шацкой не с рассказа о её голосе и репертуаре, а с внешности и платья. Просто впечатление было очень ярким. А теперь представьте, что красавица, щедро одаренная магией женственности и обаяния, еще и прекрасно поет, отлично общается с залом и рассказывает интересные истории.
Что касается голоса Шацкой, то ему в маленьком зале «Диалога» явно было тесно. Ей бы большой роскошный зал и аншлаг. Жаль, что жанр романса сейчас не так востребован. С другой стороны, в маленьком уютном зале и общение с истинными любителями романса было более доверительным и тёплым. А «Браво!» новгородцы щедро накричали певице от всей души, как будто её слушал огромный зал.
В этот вечер Нина Шацкая рассказала своим поклонникам о своем родном Рыбинске, о съемках в кино, о важных встречах в своей жизни, проекте «Голос» и многом другом. Кстати, из Великого Новгорода певица отправилась на запись юбилейного вечера Инны Чуриковой, так что мы, наверное, увидим и услышим её в видеоверсии концерта.
Певица исполнила нам популярные романсы разных лет (например, «Гори, гори, моя звезда», «Отцвели уж давно хризантемы в саду», «Калитка»), а также известные лишь ценителям (например, «Две розы)».
Прозвучали произведения, ставшие знаменитыми благодаря кино «Я словно бабочка к огню» («Жестокий романс») и «Белой акации гроздья душистые» («Дни Турбиных»). Мы услышали и такие трогательные песни, как «Не отрекаются любя», и «Как много лет во мне любовь спала».
Из зала несколько раз прозвучала просьба исполнить романс «По дороге в Загорск» (его еще исполнял на проекте «Голос» иеромонах Фотий). То ли Нина Шацкая пошла навстречу поклонникам, то ли романс и так был в программе, но она его спела, и публика приняла его с восторгом.
В общем, программа концерта была насыщенной, разнообразной и интересной. Да, и нельзя, конечно, не упомянуть великолепного аккомпаниатора – Заслуженного артиста России, лауреата международных конкурсов Александра Покидченко (фортепиано). Он – постоянный участник программы «Романтика романса» на телеканале «Культура». И не только пианист, но и композитор, концертмейстер и педагог, а также участник Культурной программы Олимпийских Игр в Пекине-2008, Ванкувере-2010, Лондоне – 2012, Сочи – 2014.
Это был замечательный концерт, огромное спасибо артистам и организаторам. Надеемся, Нина Шацкая ещё не раз выступит в Великом Новгороде. Во всяком случае, на своей странице в «Фейсбуке» дива написала: «До новых встреч, Великий Новгород!»
Фото 2: Томас Томмингас, организаторы концерта. Видео: «Фейсбук» Нины Шацкой.
Нина Шацкая — У каждого свое предназначение
– Никогда не забуду, как мы с родителями ездили летом на Рыбинское водохранилище, – вспоминает Нина. – Оно такое огромное, как море – берегов не видно. И там есть большие песчаные острова, на которых растут высокие сосны. Папа отвозил меня на такой остров, не боялся оставлять одну, и уезжал на полдня. У меня были приемничек, книжки, я резвилась, бегала по огромным лужам в песке, смотрела на облака, загорала. Ближе к августу там созревала брусника… Это было такое немыслимое счастье, ощущение покоя и полной защищенности, что согревает меня и сейчас, когда вспоминаю об этом… Нина выросла в семье талантливого музыканта – ее отец создал и 20 с лишним лет руководил джазовым оркестром в Рыбинске. Однажды он взял ее на новогодний бал в Москву, в Кремлевский дворец съездов, куда пригласили играть его оркестр. Для 17-летней провинциальной девочки эта поездка и так показалась сказкой, но когда ее выбрали королевой бала – она чувствовала себя совершенной Золушкой. «Где вы учитесь или работаете?» – спросил Нину ведущий. «Заведую сельским клубом», – сказала она. «Какая остроумная у нас королева!» – засмеялся конферансье. Но Нина не шутила. Она действительно устроилась в клуб, чтобы заработать стаж для поступления в институт. Удивительно, но девочка, которая выросла в музыкальной среде, успешно окончила музыкальную школу, бегала к папе на репетиции оркестра, дурачилась, подписывая свои фото одноклассникам словами «От будущей звезды», поступила не в музыкальное училище, а в Ленинградский, ныне Санкт-Петербургский университет профсоюзов на факультет экономики, кафедру управления. – Папа был прирожденный музыкант, – объясняет Нина, – с великолепным слухом, голосом, музыкальной памятью. Мальчишкой он с лету научился играть на трофейном аккордеоне, который ему подарили, он слышал и писал партитуры без инструмента, чудесно пел… Отец был убежден: либо музыкант должен быть абсолютно одаренным, либо не стоит заниматься этим вообще. В музыке не должно быть протекции, считал он. Папа много ездил со своим оркестром на разные зарубежные музыкальные фестивали и вполне мог бы брать меня с собой, но он меня никуда не брал! «Когда ты будешь петь лучше моих певцов, – говорил он, – тогда и возьму». У него были очень жесткие требования к профессии, и он внушал мне: «Научись петь так, чтобы люди захотели тебя слушать. Стань артистичной, научись красиво двигаться, танцевать». Одно время я очень сильно поправилась – так меня почти не кормили! – смеется Нина. – Папа терзал меня, говорил, что такая жирная женщина не будет нужна никому, а уж на сцене такой вообще места нет. Это он заставил меня заниматься спортом, хотя я совершенно неспортивная. Папа хотел, чтобы я не боялась сцены, и тренировал это специфическим образом. У него была лучшая дискотека в Рыбинске, и лет с 15 он пускал меня потанцевать на часик – с 21 до 22 часов. Но в это время молодежь только собиралась и, как правило, не танцевал никто. Папа же говорил: или ты этот час танцуешь, или в следующий раз не пущу. И я танцевала. Одна. Даже мой старший брат, который приходил с друзьями, от меня отмахивался: не подходи ко мне! Подумают еще, что моя сестра – сумасшедшая. Теперь-то я понимаю, что так папа пытался включить меня в эту жизнь – жесткую, ломающую слабых. Он объяснял мне, что певица – страшная профессия: зависимая, тяжелая и часто неблагодарная. Поэтому меня отправили учиться в университет, приобретать «нормальную» специальность. Помню, я приехала в Питер абсолютно незрелым человеком и поэтому все жадно впитывала. Я ходила в оперный театр, филармонию, сначала засыпала там, а потом очень втянулась и страдала оттого, что я так много получаю и не могу это никак отдать. Музыкальная информация настолько переполняла меня, что я начала испытывать физический дискомфорт. И однажды на студенческой практике я повстречала женщину, которая изменила всю мою жизнь. Я работала культорганизатором на теплоходе. Это был дорогущий маршрут – от Питера до Астрахани. Его немногие могли себе позволить, а я провела в таком раю три недели. Мы проплывали красивейшие места, меня окружали потрясающие люди. Как массовик, я старалась сделать все, что могу: устраивала вечера встреч с интересными людьми, организовывала концерты, соревнования, игры. Сама пела, прыгала в мешках, изображала Бабу-ягу и бог знает что. И мне это так нравилось! Однажды мы разговорились с милой пожилой женщиной, которая оказалась из музыкально-театральной среды. Она сказала мне: «Деточка, что же ты не своим делом занимаешься, зачем ты пошла в университет? (А я уже три курса к тому времени окончила.) Заезжай после поездки ко мне, что-нибудь придумаем». Так, с ее легкой руки, я пошла поступать в студию Ленинградского мюзик-холла. Это был последний год, когда я могла туда попасть, – там были строгие ограничения по возрасту. Это сейчас петь могут все – только деньги плати. А тогда необходимо было специальное образование. И эта студия давала такую возможность – она открывала дверь в музыку. Когда меня приняли, у меня от счастья земля ушла из-под ног! Я шла по Невскому и не верила: неужели это свершилось?! Конечно, я решила бросить институт. А на курсе я была самая младшая, круглая отличница, и когда мои однокурсницы об этом узнали, они стали меня отговаривать, а староста группы сказала: «Не бросай! Я буду отмечать, что ты ходишь на занятия». И я стала учиться параллельно. – А как отнеслись к этому родители? – Были очень рады, и папа, когда приехал ко мне через какое-то время, поразился, как я изменилась. С этого, собственно, и началось его удивление моим прогрессом. А незадолго до смерти, три года назад, он сказал мне: «Вот теперь ты стала такой, какой я хотел тебя видеть. Я этого не ожидал. Мечтал, но не ждал…» Мне самой, честно говоря, кажется, что я не смогла бы пройти этот путь вновь, – столько было трудностей и горя. Это сейчас я пою, как дышу – легко, естественно, радостно – это такое счастье! Но за него дорого заплачено. Были периоды неустроенности и безденежья, были проблемы с пропиской, работой и жильем. Уже после окончания университета я снимала комнату у туберкулезной полусумасшедшей алкоголички – без горячей воды, но зато рядом с Медным всадником. А потом пришлось начинать все с нуля в Москве. Были неудачи и разочарования в любимом деле, когда я по совету маститых профессионалов вместо некоммерческих романсов и джаза сделала в США попсовый проект: сняла два красивых клипа и записала диск, которые оказались невостребованными в России, пережившей очередной кризис. Программы, в которых я работала, развалились, и мне некуда было пойти работать. А с этим попсовым проектом я оказалась абсолютно никому не нужна. Куда бы я с ним не приходила, на меня смотрели с недоумением, потому что знали, что я пою романсы и джаз. И все говорили: давай лучше то, что было. Я с отчаянием понимала, что огромные деньги, которые мне дали друзья, и силы потрачены зря. А второй раз получить такой шанс нереально. Мне очень везет в жизни: на моем пути постоянно встречаются люди, которые поддерживают меня и морально и материально, причем, я хочу сделать на этом акцент, совершенно бескорыстно. Понятно, когда женщину содержит возлюбленный. У меня другая история. Мне помогают люди, которые просто видят, как упорно я занимаюсь своим делом. И опять важнейший поворот в моей судьбе произошел на воде. Пока я маялась со своим попсовым проектом, меня пригласили работать в круиз, только на этот раз в качестве певицы, и не по Волге, а вокруг Европы. На первом же концерте я попробовала спеть что-то из нового проекта, но особого энтузиазма это ни у кого не вызвало, и тогда в конце я исполнила романс. Что случилось с публикой! Она не хотела меня отпускать. С музыкой как будто выливалась вся моя боль – о недавней профессиональной невостребованности, об одиночестве, – и наступало облегчение, понимание того, что я должна заниматься именно этой музыкой. Тогда Нина задумалась: а не попробовать ли ей сделать первый сольный концерт? И когда вернулась в Москву, договорилась об этом с ЦДРИ. Концерт прошел успешно, и она поняла, что может держать внимание зала. Тогда она задумала сделать концерт уже в Театре эстрады. И он тоже прошел успешно. Следующим шагом они с отцом запланировали сольный концерт Нины в легендарном зале имени Чайковского. С симфоническим оркестром… …Она прошла через сомнения, переживания, разочарования. И буквально накануне этого концерта в отчаянии спросила отца: «А может, мне оставить все это? Раз людям нравится, но они не хотят помочь, причем люди влиятельные, которым это ничего не стоит, то, наверное, все эти мои занятия музыкой не имеют никакого смысла». Но отец сказал ей: «Тебе дан редкий талант. Это твой крест, и ты должна нести его с честью». А вечером отца не стало. Он умер на сцене: пел, вышел за кулисы и умер. Аорта не выдержала… А Нина в это время была на концерте ансамбля Игоря Моисеева в зале Чайковского, куда ее пригласила подруга… – Получилось так, что мой концерт пришелся на сороковой день его смерти, – с трудом говорит Нина. – Я пела и чувствовала его рядом. Обычно папа пел со мной в концертах – мы закрывали их общим номером. У меня ком подступал к горлу, когда я вспоминала его слова: «Неужели я дожил до того, что спою в зале Чайковского? Неужели дожил?!» Не получилось… Но когда папа умер, все его друзья стали поддерживать меня. Получилось так, будто папа отдал жизнь, чтобы помочь мне. И после этого концерта у меня началась совершенно другая жизнь. Все больше и больше друзей из мира музыки меня понимают и поддерживают. Даже те, кто изначально был в чем-то не согласен со мной, теперь стали моими соратниками. И, к моему счастью, у меня сейчас собирается команда. У нас нет пока общей крыши, но мы вместе и заодно. Мы говорим на одном языке, мыслим в одном ключе – и музыканты, и звукорежиссеры, и художники. И мы идем вперед. Думаю, сейчас начинается новый этап в моей жизни. У меня сбываются мечты. Однажды в Карловых Варах я услышала невероятный оркестр – в красивейшем зале, с потрясающей акустикой. И у меня родилась мечта когда-нибудь спеть там. Прошло время, и у меня состоялся концерт в этом зале: в первом отделении я пела романсы, во втором – джаз с симфоническим оркестром. Теперь я получила несколько приглашений спеть в Чехии. Я уверена, что людям не хватает эмоций. Я вижу, как они меня слушают, вижу их глаза после концерта… Даже у самых сдержанных, скептичных, пресыщенных мужчин лица становятся такими детскими! Им не хватает такой музыки и таких чувств. И я абсолютно не хочу сказать, что это я такая необыкновенная. Просто я столько билась головой о стену, в меня столько вкладывали мои учителя и друзья, и когда мне удается что-то сказать, я считаю, что это говорю не я. Я просто являюсь ретранслятором того, что люди хотят услышать. Думаю, что смысл моей жизни именно в этом. У каждого свое предназначение.Смотрите также:
Нина Шацкая видео
Нина Шацкая аудио
Нина Шацкая фото
Нина Шацкая, Нина Шацкая певица, Нина Шацкая романс, Нина Аркадьевна Шацкая, Нина Шацкая Цветаева, Нина Шацкая Колдунья, Нина Шацкая Ахматова, Нина Шацкая купить диск, Нина Шацкая дива романса, Нина Шацкая филармонические концерты, Нина Шацкая event, певица Рыбинск
Певица Нина Шацкая умеет удивлять
Певица Нина Шацкая умеет удивлять. Сначала провинциальная девушка из Рыбинска, став моделью, покорила подиумы Италии, а потом в ее жизни моду постепенно вытеснила музыка.
Сейчас за билетом на концерт Нины в Московском доме музыки очереди тянутся аж до Павелецкого вокзала. В большой музыкальной CD-антологии русского романса ее имя стоит в одном ряду с Шаляпиным и Козловским. Недаром же она с самого детства грезила музыкой!
– Нина, считается, что характер формируется в раннем возрасте. А какой “багаж” вы взяли из детства?
– Мое внутреннее “я” – это ребенок, который еще не вырос, он по-прежнему такой же шаловливый и жизнерадостный. И я искренне восхищаюсь вещами, которые взрослые люди уже не замечают. Моя мама до сих пор говорит: «Нина, когда же ты, наконец, повзрослеешь?” С самого детства мне доставляет удовольствие быть на природе. Помню, как маленькой девочкой ждала отъезда в деревню, куда нас с братом отправляли на лето. Бабушка готовила нам кашу в русской печке… Я любила ходить босиком, зарываясь ногами в горячую пыль. А по краям дороги были поля, дальше лес. И вот я мечтала, как я приеду в деревню, пойду в это поле, сплету венок из клевера и в нём на соседнюю полянку собирать землянику. Я и сегодня хожу в лес, по-прежнему люблю гулять босиком по скошенной траве, ловить пескарей – это же кушанье самое вкусное на свете! Помню вкус чая из родниковой воды в самоваре с еловым шишками. Я все это помню. Это ощущение счастья. И на сцене, когда я пою, тоже бываю абсолютно счастлива, счастлива как ребенок.
– С бабушкой, похоже, у вас сложились теплые отношения. А как ваши родители? Они ведь личности творческие… Папа, Аркадий Шацкий, – известный музыкант, дирижер.
– Мои родители были увлечены работой, отдавали ей много сил и времени, но и к нам – ко мне и брату – относились очень трепетно. Когда чувствовала, что скучаю по ним, то могла прогулять школу и прийти к ним на работу. Мне повезло – моя душа нашла правильных родителей. Я получила такую порцию родительской любви, что она меня охраняет и защищает все эти годы. Но она же не позволяет мне осознанно родить ребенка для себя, как мне предлагают некоторые подруги. Я не хочу и не могу лишить свое чадо удивительной любви и мамы, и папы.
– Насколько сильное влияние на вас оказал отец?
– Возможно, как каждый ребенок талантливых родителей, я всегда хотела доказать папе и всем, что я не бездарь. Мой папа очень хотел, чтобы я пела на сцене, но, как он сам говорил, “не ожидал, что это все-таки случится”. Когда я родилась, он придумал мне имя, которое хорошо бы звучало на сцене, – Нинель Шацкая. Помню, как папа отнимал у меня рукоделие, которым я увлекалась, и выкидывал. Заставлял заниматься английским и музыкой, не разрешал мне готовить, потому что знал, что я обязательно съем лишний кусочек, и говорил: “Лучше пойди, потанцуй!”. Папа хотел, чтобы я всегда выглядела и была в тонусе. Но когда я начала работать на сцене, он был потрясен и моим успехом, и моим упорством. Думаю, сегодня он бы мной гордился. Спустя несколько лет после его смерти, я постоянно ощущаю папину незримую поддержку. Часто на физическом уровне чувствую его присутствие в зале во время концерта. Я ему за это благодарна.
– Ваш путь на сцену нельзя назвать прямым…
– Многие меня отговаривали от занятий музыкой. Родители даже отправили меня учиться в Гуманитарный университет профсоюзов по специальности “управление”. А потом я работала фотомоделью. Но все это было не то. Я умирала, как хотела петь на сцене. Незадолго до окончания университета поступила в студию мюзик-холла. Каждый вечер ходила в театры, на концерты! – Я абсолютная фаталистка. Понимаю, что мы ничего не можем изменить. Человек может только помешать развитию своего таланта, если не ценит то, что дано свыше. Мне многое дано, и я за это несу ответственность. И вот здесь мое ощущение счастья на сцене становится в хорошем смысле слова заразным: люди в зале тоже начинают испытывать счастье. Им передается мой высокий градус эйфории. А я просто проводник.
– Нина, вы много исполняете джаз. Как появилась эта «нота» в вашем творчестве? Есть какие-то кумиры?
– Джаз в моей жизни был с самого детства, отец руководил джазовым оркестром. Квартира у родителей была небольшая, в моей спальне стояло фортепиано, за которым по вечерам отец делал аранжировки. Так что джаз я слышала с пеленок, но петь его не могла, так как это было для меня чем-то возвышенным, к чему нельзя прикасаться. Потом несколько лет я работала с талантливыми музыкантами в коллективе «Ностальжи», прислушиваясь к их советам, к грамотным импровизациям. Потихоньку увлеклась, и сейчас джаз – это мое естественное состояние. Я отдаю себе отчет, что это стилизация, такой mainstream jazz. Я пою джаз, доступный обычной, непрофессиональной публике. Что касается кумиров – мне в принципе не нравится само понятие. С удовольствием слушаю Нину Симон, Билли Холлидей. Это очень свободная джазовая музыка. Мне очень нравится то, что делает Жанна Бичевская, Александра Стрельченко. Я слушаю записи Людмилы Зыкиной – это невероятно! Они стали для меня открытием! В последнее время меня привлекает фольклор. Понимаю, что там таятся такие глубины и звука, и смысла!.. Обязательно сделаю программу с русскими песнями.
– У вас ведь, ко всему прочему, есть опыт работы в кино. Как относитесь к этому «важнейшему из искусств»?
– Как зрительнице мне нравятся старые голливудские фильмы «Смешная девчонка», «Хелло, Долли!» с Барбарой Стрейзанд и мюзикл «Звуки музыки». А если говорить о моем небольшом опыте как актрисы, то это пока только два фильма – «На углу, у Патриарших», где мне посчастливилось встретиться с Николаем Караченцовым, и фильм Глеба Панфилова «В круге первом», где я сыграла Нину и исполнила в сопровождении оркестра Анатолия Силина песню «Уходит вечер».
– Ваши образы на сцене и в жизни сильно разнятся?..
– Мой сценический образ предопределен репертуаром и убеждением, что зритель хочет увидеть что-то красивое. Главное – элегантность и женственность. Иногда мне кажется, что в наш упрощенный век мои наряды слишком вычурны. Но, с другой стороны, они помогают создать мини-мюзик-холл одной певицы. Новые платья появляются по-разному. Увидела, поняла, что это мое, – купила. Или придумала, заказала под определенный концерт. Вот, например, к новому блоку военных песен, которые я стала исполнять недавно, в моем гардеробе появилось легкое, пышное платье в черно-белый горох а-ля 40-е. В повседневной жизни я отказалась от одежды из синтетики и отдаю предпочтение удобным вещам из натуральных тканей. И это не исключает того, что они тоже выполнены в женственном стиле.
– Натуральность важна только в одежде?
– Натуральность важна во всем. Это ключевое понятие. Я моментально реагирую на фальшь, чувствую неискренность. И в отношениях, и в людях, и в природе. Поэтому люблю путешествовать, и для меня необязательно «отели 5 звезд». Главное – гармония и красота.
– Нина, а в каком возрасте вы осознали, что красивы?
– Я всегда считала себя гадким утенком. Но встреча на заре моей юности со знаменитым фотографом Франко Витале, который работал у Феллини, изменила мое представление о себе. Франко тогда работал на съемках «Тихого Дона» у Бондарчука. Увидев меня на одном из моих выступлений, он влюбился. Как он впоследствии говорил, его пленила моя русская красота.
– А чем он вас пленил?
– Франко был намного старше меня. Это был настоящий итальянец, эмоциональный, галантный, теплый человек, видевший красоту во всем. Несмотря на солидную разницу в возрасте, мы влюбились друг в друга, и у нас был красивый и бурный роман. Франко умел ухаживать – романтические встречи, цветы, какие-то особенные, непривычные для русского уха слова любви. Недаром итальянский язык считается языком любви, хотя общались мы на русском и английском.
– Вы позировали ему?
– Франко был великолепным фотографом, и он, конечно, снимал меня очень много. По сути, это была моя первая в жизни профессиональная фотосессия. Он боролся с моим ужасным (как я сейчас понимаю) макияжем времен начала «российского капитализма», где все было чрезмерным. Он стирал этот вульгарный раскрас и только слегка подчеркивал черты. Франко учил меня естественности, говорил, что настоящая красота не может быть ни нарисованной, ни позерской. И он показал мне ее. Мою красоту. Франко смог соединить в фотографии мою внешность и мое внутреннее Я – и получился Образ. Мой образ, в который и вживаться-то не приходилось, – настолько органичным он оказался. В тот момент я и почувствовала себя по-настоящему красивой и в последствии многократно в этом убеждалась. (Смеется). Я очень благодарна Франко за все то, что он сделал для меня, и за то, что дал мне тот судьбоносный толчок, который необходим каждой женщине, и особенно артистке!
– А ваш роман? Он имел продолжение?
– Наши отношения длились больше года. Франко сделал мне предложение, хотел вывезти в Италию, но в то время с паспортом и визой было очень трудно. В итоге он уехал в Рим, а я осталась в Москве.
– Ну, сейчас-то с визами попроще, весь мир открыт…
– О, да! Путешествия – для меня это погружения в другой мир. В последнее время я увлеклась Азией. Недавно собралась и поехала в Таиланд. И отель был обычный, и народу много, и погода жаркая, влажная. Но как-то вечером, когда все разошлись, море отошло от берега, спустилась пронизывающая тишина, и я вдруг поняла, что счастлива. Состояние счастья заполняло меня с головой. Когда ушла суета, мне стало хорошо и спокойно. Это же состояние радости я испытала от дайвинга. Можно висеть вниз головой, как в невесомости. Мне было совсем не страшно, я люблю воду и доверяю ей. Впервые погрузилась на Мальдивах. Просто пошла, поучиться за компанию с детьми. Дети быстро остыли к этому занятию, а мне понравилось. И целую неделю «жила» в подводном мире. С тех пор ныряю всегда, когда представляется такая возможность. Кстати, так же случайно я увлеклась йогой: в спортзале стала свидетельницей индивидуальных занятий с инструктором. И так как всегда была гибкой и пластичной, много занималась танцами, поняла, что это моё. Сейчас жалею только о том, что не пришла к этому раньше. Мне кажется, что дайвинг и сцена – похожие состояния. И в пении, и в погружении – дыхание. Так же как и йоге. И ещё общее – не нужно, даже нельзя делать лишних движений. Движение должно быть гармоничным, законченным и оправданным.
– Сцена требует огромной отдачи. Откуда берёте силы?
– Когда пою, тогда приходит энергия. Иногда выходишь на сцену совершенно обессиленной, а как только начинаешь петь, все восстанавливается. Пение – колоссальная терапия. У меня сейчас готов цикл романсов на стихи Анны Ахматовой. Они грустные, сложные и для исполнения, и для восприятия, но настолько завораживающи и медитативны, что, исполняя их, я переношусь в другую реальность. Это мир других эмоций, других поступков. И люди, которые приходят ко мне на концерты, чувствуют это. Это словно выход в космос, в котором хранится вечное, гениями написанное. И я счастлива, что могу прикоснуться к этому. Некоторые мои друзья говорят, что я очень наивная и многих вещей не понимаю. Но я глубоко убеждена, что если человек верит в какие-то идеалы, то Бог или судьба дадут ему возможность в этом его мире жить. И быть в нем счастливым!
– Счастье помимо творчества еще бывает и в жизни. Каким Вы видите своего мужчину?
– Для меня важно, чтобы человек был для меня авторитетом. Я не могу быть учительницей для мужчины. Незаменимо в жизни чувство юмора. Сама я – человек окрыленный и очень искренний, живу чувствами. И…музыкой. Если вдруг выдастся два-три часа свободного времени, что-нибудь придумаю: повышиваю бисером, почитаю. Была бы семья, были бы и другие заботы. Но на данный момент в жизни есть только Музыка.
Ирина Шелекетова, Зуфера Шеховцова
Нина Щацкая — Мой рассказ об отце
Понимаю, что текст этот будет интересен тем, кто его знал! Но, к счастью, здесь в моей ленте, таких людей немало! Спасибо @торопов андрей и агентству www.imenno.ru за помощь. А чтобы не быть голословной, говоря о виртуозности оркестра, вот ссылка – послушайте! Ну, и чтоб удобно было читать, вот весь текст:
“Когда меня попросили ответить на несколько вопросов об отце, я с радостью согласилась! Но неожиданно окунулась в воспоминания так глубоко и так сильно была ими захвачена, что растерялась, не понимая, с чего начать и как уместить всю силу чувств к отцу в пару страниц.
Но, вскоре, оказавшись на борту самолета, я, как часто случается со мной во время длительных перелетов, “взялась за перо”, тем более, что летела я в Монголию, о которой имела смутное представление с раннего детства, по фотографиям отца, в компании людей, с непривычным разрезом глаз, да по пушистому лисьему треуху , привезенному им, в начале 70 х , с фестиваля Совеско-Монгольской дружбы.
– Нина, можно Вас попросить рассказать биографию Вашего отца Аркадия Шацкого. Из какой он семьи? Как его семья оказалась в Рыбинске? Как он стал музыкантом?
Папа родился 10 июня 1936 года, в местечке Узда, под Минском. Двухэтажный дом моего прадеда – едва ли не единственный кирпичный дом в городке, был так крепок, что сохранился сих пор, сейчас в нем находится городское отделение милиции.
Под крылом прадеда жили его пятеро детей: бабушка, две ее сестры и два брата. Старшую сестру фашисты повесили на площади, вскоре после захвата Минска, один из братьев погиб в бою , другой прошел до Берлина водителем фронтового грузовика. Вернувшись после Победы он подарил папе трофейный аккордеон, но об этом чуть позже.
Бабушка успела выхватить отца из детского сада в последние часы перед тем, как немцы вошли в Минск, из всего скарба забрала только свидетельство о рождении сына- ветхое, с обгоревшими уголками, оно хранится в семейном архиве.
К счастью они успели в один из последних эшелонов и оказались в эвакуации в Уфе, а поле войны, производство на котором работал дед, перевели в Рыбинск – так семья отца оказалась на Волге.
Бабушка до войны закончив строительный техникум, в Рыбинске, с первых дней и вплоть до 1994 года, работала в лаборатории домостроительного комбината, став блестящим специалистом в профессии, она могла на ощупь определить марку и качество цемента и даже создала несколько видов искусственного мрамора.
Дед руководил автобазой, говорят, что был любим коллективом и обладал большим авторитетом, а еще, те кто знал деда, говорят, что он великолепно пел, и что мы с папой унаследовали его голос.
Но, папа не только пел, получив в подарок аккордеон, он часами самостоятельно занимался его освоением, и вскоре овладел инструментом в совершенстве – мог сыграть любую песню в любой тональности. Лет в пятнадцать, его позвали работать в ресторан, какой же подросток откажется от заработка, тем более в сложные, послевоенные годы – и он согласился. Кто-то из добрых соседей рассказал об этом деду и однажды, выйдя на сцену, отец увидел деда в зале. После концерта между мужчинами состоялся серьезный разговор, в результате которого, отец остался работать в ресторане, но пообещал, что музыка останется “для души”, а профессию он получит “серьезную”. Так, окончив школу, отец поступил в Рыбинский авиационный институт, на специальность радио инженера. Кстати, впоследствии, когда он уже руководил оркестром, это здорово помогло ему! Тем, как папа отстраивал звук перед концертами, в те времена могли похвастаться очень немногие звукорежиссеры страны.
– Нина, какие у Вас есть воспоминания детства об отце, как музыканте? Когда Вы впервые ощутили, что Ваш папа талантливый, одаренный музыкант, солист? Он первый повел Вас в необъятный Мир музыки? Он был первым Учителем музыки?
В нашем домашнем архиве есть фотография – я стою на ступеньках Дворца Культуры. “Радуга”. Выше, на площадке играет папин оркестр, площадь у ступенек заполнена до краев слушателями. Я всегда старалась оказаться чуть ближе к сцене, а когда концерт заканчивался, несмотря на запреты, как нашкодивший котенок, понимая, что получу нагоняй, неслась через сцену, сквозь занавес к отцу! Мне казалось, что так зрители поймут , что это моему папе они только что аплодировали и кричали “бис”! И столько, сколько я себя помню, там где играл или пел отец всегда собирались аншлаги и всегда зал рукоплескал. Я безумно им гордилась.
Конечно он привил мне любовь к музыке, и все что я сегодня умею, это его уроки и его заслуга. До сих пор, я храню, по тем временам, уникальную коллекцию виниловых пластинок: : “Чикаго”, “Земля, Ветер, Огонь”, Том Джонс, Пол Маккартни, Фергюсон, Армстронг – он сформировал мой вкус! Но, моим учителем в прямом смысле этого слова, он не был! Папа был так безгранично одарен от рождения, что не мог понять, как я не слышу или не чувствую самых примитивных азов. На первых же минутах наших занятий он взрывался и отправлял меня “в угол” . При этом, он вырастил и выучил целую плеяду блестящих музыкантов, предпочитая, чтобы меня “натаскивал” кто-то другой.
– Нина, Ваш отец Аркадий Шацкий со своим оркестром «Радуга» был известен на всю страну. Вы тоже начинали свою певческую жизнь в его оркестре. Расскажите, пожалуйста, каким он был талантливым музыкантом и дирижером? В чем секрет его успеха? Как вообще ему удалось создать такой первоклассный оркестр? Мне кажется, не так просто найти музыкантов в провинциальном, в общем-то, Рыбинске, создать оркестр и научить его играть так, что он гремел на всю страну, а пластинки расходились даже в США. Как ему это удавалось?
Если честно, я сама часто думаю об этом. Сейчас, имея обширный опыт сотрудничества с различными оркестрами, музыкантами, режиссерами, я могу сказать, что не встречала человека, сумевшего объединить в себе такое количество творческих умений, как отец.. Я не могу понять, как будучи провинциальным музыкантом, он сумел создать такую блестящую эффективную систему! Наверное главное в том, что он всегда ставил самую высокую планку. Он считал, что надо замахиваться на самые невероятные цели и планомерно к ним двигаться. С самого раннего детства, едва научившись писать, я должна была каждый вечер сдавать ему расписание на следующий день, он считал, что время должно быть использована рационально!
В России, где рядом с музыкантами всегда большое количество желающих “выпить”, отец установил в оркестре сухой закон, главным была железная дисциплина. По каким-то немыслимым каналам, он сумел найти американский учебник для джазовых музыкантов и оркестр, разбившись на группы, сыгрывался часами ! В результате, в 1983 году Рыбинская самодеятельная “Радуга” поставила рекорд на студии Мелодия, сумев записать пластинку за 12 часов – это и для профессионалов было более чем сложно!
За опоздания, не говоря уже о прогулах, на репетицию он штрафовал музыкантов, а вокалисты могли лишиться премии если приходили на оркестровую репетицию с бумажкой – невыученным текстом , если простужались перед серьезным концертом, он считал, что простуда – это распущенность и нарушение дисциплины. Все вокалисты обязаны были заниматься сценическим движением, танцами. Он считал, что по-настоящему артист интересен только если все в нем гармонично – и музыкальность и внешность! Еще в прошлом веке он говорил, что артист должен быть универсален, и не должен зацикливаться на каком-то одном жанре. И главное он требовал чтобы душа трудилась! Он говорил: ” мне не нужны ноты и слова, мне нужны Музыка и Поэзия”
– Ваш отец, наверное, был не только талантливым музыкантом, профессионалом и учителем, но и хорошим организатором? Все держалось на нем? Или ему кто-то помогал?
Папа был художественным руководителем, а тем, кого сейчас называют “продюсером” всегда была мама. Она была директором ДК, в котором базировался оркестр и конечно, без ее поддержки оркестр бы не развивался так эффективно! Тандем худрук-продюсер, сродни айсбергу! Окружающие видят сияние и блеск худрука, а вся тяжелая неподъемная работа по организации и устройству концертов и даже быта музыкантов – дело продюсера. И в нашей семье, мама всегда была папиной опорой, тем фундаментом, на котором он мог творить.
– «Радуга» играла в советские времена такую свободную музыку, как джаз. И оркестр был очень популярен. Но, наверное, Вашему отцу приходилось в начале отстаивать репертуар оркестра. Не было каких-либо запретов на музыку «гнилого Запада», а если были, как Аркадию Шацкому удавалось играть и пропагандировать джаз? И был ли это глоток свободы для слушателей «Радуги»?
Еще какие препоны приходилось преодолевать! Существовали процентные ограничения на использование англоязычного репертуара. И для того чтобы петь зарубежную музыку, приходилось очень сильно увеличивать репертуар, за счет советской эстрады. Помимо концертов, оркестр еженедельно играл на городских танцах. В самом начале это были танцы в “Сквере” . А затем, когда появились дискотеки, папа устраивал по пятницам и субботам дискотеки в “Радуге” – с просветительскими рассказами о модных западных музыкальных течениях, группах, использовались дефицитные в то время диски, слайды. И вот по этому поводу, отца неоднократно вызывали в партком и песочили за “растление молодежи”
– Джаз считается музыкой черных. Могут ли белые играть и петь джаз, как Армстронг и Фитцжеральд? Или это просто заблуждение-джаз это музыка интернациональная?
В джазе существует очень большое количество направлений. И все они очень отличаются друг от друга. Есть сложный, я бы даже сказала математический джаз, есть мягкий салонный джаз, есть очень сдержанный мейнстрим и есть роскошный симфоджаж!Мне кажется, что сегодня нельзя упрощать и приводить джаз к одному знаменателю. В конце концов белая Дайана Кролл пользуется очень большой популярностью!
– Какие предпочтения в музыкальном мире были у Вашего отца? Чью музыку, чье пение он любил больше всего? У кого он учился сам? Любил ли он рок-музыку?
У отца была огромная фонотека. Бывая за границей, вместо кроссовок и джинсов, которые я у него выпрашивала, он привозил пластинки. Так же он регулярно ездил в Москву целенапрвленно за музыкальными новинками. Все, что было тогда в мире музыки, с небольшим опозданием оказывалось в его фонотеке. Разумеется тогда я принимала то, что было полегче АВВА, Глория Гейнор, но сам отец считал вершиной музыки группы Чикаго, Земля Ветер, Огонь. А друзья брата засушивались тяжелым роком. Разумеется была очень большая джазовая фонотека. А что касается вокала, то для отца идеалом был итальянский тенор Марио Дель Монако.
– Насколько большой была популярность «Радуги»? Гастролировал ли оркестр по стране? Может быть, по миру? Записывал ли пластинки? Как принимали музыкантов в родном Рыбинске
Учитывая высокий профессионализм оркестра, его возможность читать с листа новый репертуар, и создавать аранжировки в кратчайшие сроки, “Радугу” часто приглашали базовым оркестром на международные фестивали дружбы, в которых принимали участие самые известные артисты Советского Союза: Иосиф Кобзон, Лев лещенко, София Ротару и многие другие. В таких программах собиралось до трех тысяч исполнителей. Хоры, оркестры, танцевальные коллективы. И главным аккомпанирующим оркестром, зачастую была Радуга.
Когда оркестр давл концерты в Рыбинске – билеты разлетались в первый же день!
– Говорят, «Радугу» очень любили космонавты, они часто приезжали в Рыбинск на концерты оркестра? Откуда такая связь?
Сейчас уже не секрет, что Рыбинск был “закрытым” городом, с большим количеством предприятий работавших на оборону страны, в том числе и на космонавтику! Завод, на базе которого существовал оркестр “Радуга” изготовлял приборы для космических ракет, а космонавты приезжали их принимать! Конечно, же героев встречали с почестями, устраивали в их честь концерты. Даже сам Юрий Гагарин оставил теплые слова в адрес оркестра! За долгие годы сотрудничество переросло в дружбу, космонавты взяли шефство над оркестром и стали приглашать его в Звездный городок, на праздничные мероприятия. Недавно, я была очень тронута, когда участвуя в концерте, посвященном 75 летнему юбилею Валентины Владимировны Терешковой, услышала от нее теплые, добрые слова о папе и об оркестре.
– Вряд ли Ваш отец жил только музыкой. Любил ли он литературу и другие искусства? Он был одаренным человеком во всех смыслах?
У нас в семье всегда много читали, стихи папа любил и даже сам писал, так же как и музыку. На его счету музыка к нескольким театральными постановкам
– Аркадий Шацкий жил в несвободное советское время. Ярким, талантливым, независимым и свободным тогда было очень трудно жить. И в какой-то момент система пыталась его согнуть. А был ли он свободным человеком несмотря ни на что?
Мне не хочется вспоминать о том, как неблагодарно и жестко обошлись с отцом – эта тема требует отдельного разговора, тем более, нынешнему поколению очень трудно объяснить советские реалии тотального дефицита на товары. Чтобы оркестр звучал профессионально, качественные инструменты и технику приходилось покупать у спекулянтов – их просто невозможно было приобрести официально, так как рынка не было! И отец осознанно рисковал нарушая закон, не для личного обогащения, а для развития дела. Во всем, что касалось музыки, оркестра, технического оснащения, его можно было назвать фанатиком.
– Аркадий Шацкий научил многих музыкантов своего оркестра, вывел их в жизнь, направил на музыкальный путь? А как было с Вами? Он помог Вам стать певицей?
Для меня путь на сцену был естественным, он начался с рождения: пианино стояло рядом с моей кроваткой, папа писал аранжировки во внеурочное время – по ночам, и я привыкла засыпать под звуки музыки. После школьных уроков, вместо того чтобы ехать домой, я ехала к папе на репетиции. Я впитывала все чему он учил своих музыкантов и солистов. Дальше его помощь не распространялась, он был уверен, что в музыке протекции не место и даже в те времена, когда мог меня “протолкнуть” на сцену , не делал этого. Перед зарубежными поездками, когда я умоляла взять меня с собой, он говорил, что сделает это только тогда, когда я стану лучшей солисткой его оркестра.
– Расскажите, как Вы шли к своему Олимпу? Был ли тернист путь? Помогал ли Вам отец? Задавал ли планку? Вы дочь известного музыканта, дирижера, солиста. Это было для вас стимулом? Или это, наоборот, мешало?
Отец считал, что певица очень зависимая и тяжелая профессия, будучи лично знакомым со звездами эстрады, он знал, что лишь немногие из них счастливы в личной жизни. И был уверен, что только исключительно одаренные женщины могут ставить на кон свое женское счастье. Меня исключительно талантливой он не считал. Поэтому, получив аттестат зрелости, вместо музыкального училища я, постановлением семейного совета, была отправлена работать заведующей поселковым клубом под Рыбинском “чтобы узнать жизнь и заработать стаж”
Затем я благополучно поступила в Петербургский гумманитарный университет профсоюзов, на специальность управление в сфере культуры. Признаюсь, все время пока я осваивала управленческие знания, я ужасно тосковала по музыке. Пыталась найти самодеятельный коллектив, чтобы хоть как-то иметь к ней отношение, но после “Радуги” везде было скучно и неинтересно – в питерской самодеятельности отцовской планке никто не соответствовал.
При этом, понимая, что общей культуры, мне катастрофически не достает, я ежевечерне пропадала в театрах и концертных залах, заполняя пробелы в художественном образовании и хоть как-то прикасаясь к творчеству!
В конце концов, я не выдержала и на последнем курсе вуза поступила учиться в студию легендарного Ленинградского Мюзик-Холла, на вокальное отделение. Дальше было очень много разных перепетий и случайностей, радостных и доводящих до отчаяния.
В итоге, моей профессией все-таки стала музыка, а главное, незадолго до смерти, папа успел сказать, что очень мной доволен и что всегда мечтал, чтобы я состоялась именно такой какой стала.
Иногда, оглядываясь в прошлое, я думаю, что не смогла бы еще раз начать все с начала. Жанры в которых я пою никогда не были мега популярными и я постоянно слышала рекомендации сменить амплуа и петь песни “повеселее и полегче” , что и вправду сулило легкую популярность.
Разумеется, я бы могла и не выдержать такого многолетнего марафона, длительной невостребованности, отсутствия перспектив из-за того, что всегда была “неформатом” если б не поддержка родителей в самые сложные периоды они одобряли мой выбор. Бывали моменты когда руки опускались, я задумывалась о том бросить музыку и поискать другое занятие. Но отец всегда находил нужные слова, всегда, даже когда у самого дела шли не лучшим образом, мог меня успокоить. Он считал, что если Бог дает талант, то человек должен за него расплачиваться.
– Что сейчас происходит в Вашей музыкальной карьере? Может быть, вы выбираете новые музыкальные жанры для работы?
Последние годы были очень плодотворны, совместно с актрисой Ольгой Кабо, мы выпустили два спектакля: один из них посвящен Анне Ахматовой, а другой Марине Цветаевой. И если музыкальная часть к Ахматовскому проекту уже была написана Златой Раздолиной – я пела ее романсы и Реквием много лет, то к спектаклю посвященному Марине Ивановне, музыка была специально заказана композитору Дмитрию Селипанову. Эти работы очень меня захватили и я полностью себя им посвятила. Так что теперь, я думаю, пришло время вернуться к моим традиционным направлениям: романсу и симфоджазу.
– Аркадий Шацкий рано ушел из жизни. Оркестр перестал существовать еще раньше. Но отзвуки славы его «Радуги» до сих слышны. Это яркая глава в культурной жизни Рыбинска, в культурной жизни всей страны. Я знаю, что каждый год Вы проводите вечера памяти Аркадия Шацкого. Как это происходит? Вы даете концерт для рыбинцев?
Гастролируя по России, я часто выступаю на местных теле и радио каналах, и во время прямых эфиров, не было случая, чтобы кто-нибудь не позвонил и не сказал, что жизнь сталкивала звонившего с папой и его творчеством. И , что эта встреча оказала большое влияние на жизнь звонившего, на его мировоззрение. Для меня это очень важно. И свои концерты в Рыбинске я всегда посвящаю памяти отца. Это мой отчет перед папой, перед земляками
– Нина, Ваше детство прошло на Волге. Как Вам кажется, у волжан есть какие-то отличительные черты, что-то характерное только для них? Широта души, романтичность, чувство прекрасного, страсть к путешествиям… Способствует ли рождение на Волге развитию таланта? Что-то отличает волжских жителей? Как на Вас повлияло, что Вы родились именно в Рыбинске?
Иногда в интервью меня спрашивают об истоках моего тяготения к жанру романса, к настоящей музыке. Я знаю безошибочный ответ. Это соприкосновение с природой и родительская любовь. Мое лето проходило с родителями на катере- водные лыжи, нырянье и рыбалка . Иногда, отец, забрасывал меня на один из необитаемых песчаных островков, пропитанных солнцем и запахом сосновой смолы. Я читала книжки, слушала МАЯК (ловился только он) и валялась в огромных горячих лужах, черная как эбонитовая палочка. К ночи родительская компания собиралась вокруг костра- коптили окуней на ольховых ветках. Из непроглядной тьмы появлялись цветные огоньки кораблей, доносилась музыка и запоздавший плеск волн.
Когда я в своей теперешней жизни оказываюсь на лодке, независимо от континента и части света, когда чувствую запах разогретого мотором бензина, когда ощущаю на лице водяную пыль и мощный поток встречного ветра… Я на уровне инстинкта становлюсь счастливой маленькой девочкой, бороздящей Рыбинское водохранилище вместе с отцом! Отец обожал наше рукотворное море! Он научил меня ловить волну и бороться с морской болезнью, мастерски закидывать спиннинг, прыгать за борт в открытой воде, и кататься на водных лыжах. Недавно я неслась на встречу ветру по Атлантике, вдоль Коста-Риканского побережья, и жалела, жалела, жалела (!!!!) что невозможно показать отцу эти красоты! Что не успела подняться на ноги до его ухода, что он не видел таких теплых, таких прекрасных и разных океанов и морей!
Я понимаю, что то чем я стала сегодня, сформировалось в моем Рыбинском детстве, на волжских берегах.
– Вы временами возвращаетесь в Рыбинск. Город Вашего детства меняется?
В моей сегодняшней жизни, поездки в Рыбинск связаны с радостью и волнением, которое охватывает меня, как только я подъезжаю к городу, здороваюсь с Собором, вспоминаю, как зимними морозными вечерами мне казалось, что это великан с круглыми глазами, в снежной искрящейся шапке охраняет въезд в город. Арки моста, биржа и пожарная каланча – всё это безмятежное счастье! Мой город Детства! Я сожалею, что не стало парка напротив моторного завода, но счастлива, что памятники исторического центра охраняются, и Рыбинск не потерял своего лица и что Собор стал действующим. Я знаю, что меня здесь ждут и рады слышать.
Нина Шацкая: Я знаю, что поднимусь очень высоко
НИНА ШАЦКАЯ: Я ЗНАЮ, ЧТО ПОДНИМУСЬ ОЧЕНЬ ВЫСОКО
Государство дало этой певице звание Заслуженной артистки России. Люди охотно идут на ее публичные, но, увы, редкие концерты. Я, кстати, сам был недавно свидетелем, как за билетами “на Шацкую” в Дом музыки стояли аж от Павелецкой. Причем одновременно – и любители джаза, и поклонники русского романса. Между этими, казалось бы, не сочетаемыми стилями Шацкая и строит из двух отделений свои выступления. И, наконец, в большой музыкальной CD-антологии “Золотые россыпи романса” Шацкая значится в одном ряду с фамилиями Шаляпин, Лемешев, Козловский. Это одно, уже само по себе, дорогого стоит, и недаром Никита Богословский назвал ее голос “неповторимым, полным тончайших нюансов страсти и нежности”. Словом, певческое мастерство Нины Шацкой признано многими. Но… Рубрику ведет Юрий СЕМЕНОВ, специальный корреспондент “Работы для вас”
Выбрав для исполнения романс и джаз, вы лишились возможности регулярно выступать на телевидении и радио, которые эти жанры не слишком жалуют. А без широкой известности, популярности, артист, как мне кажется, не может чувствовать себя состоявшимся в профессии полностью.
Я не чувствую себя без телевидения несостоявшейся. Тем более что ТВ ни в коей мере не есть мерило профессионализма. Как механизм запуска популярности – да, буквально один-два эфира – и появляется масса поклонников моего творчества, и они узнают меня. При этом телевизионные начальники говорят: “Была твоя программа, почему-то у нее высокий рейтинг. Странно”. Они не могут понять почему, поскольку им самим это неинтересно. Потому что они считают, что должна быть интересна только коммерческая программа. А не романсы.
И все же не жаль, что ваши жанры, что называется, стадионы не собирают?
Для меня это совершенно не цель. Так же как у меня нет желания становиться чьим-то телевизионным проектом без права голоса и творческой свободы. Ради собственного удовольствия петь на сцене ту музыку, которая нравится мне, я сознательно жертвую широкой популярностью.
И попсу голимую при этом презираете?
Что вы! Попса – это не хорошо или плохо. Я с интересом могу послушать попсовые проекты, но просто мне не дано исполнять такую музыку, и нравится петь в других жанрах. И всегда существует определенное количество слушателей, которым нужны романс и джаз – музыка на уровне духовных ощущений. И эти люди ходят на концерты, заполняют большие залы, например, Чайковского или Дома музыки. И, чтобы закрыть тему популярности, скажу, что в моем жанре как раз очень легко стать узнаваемым, потому что нас мало. Это, во-первых. Во-вторых, в связи с тем, что на экранах, на рынке этой музыки мало, мы существуем в любви и уважении. В отношении нас не услышишь желтизну или что-то нелицеприятное. Потому что публика – она очень достойная, и петь для нее приятно.
А зарабатывать? Как вы существуете без регулярных публичных концертов?
Вот это больная тема… Но вовсе не с точки зрения моих заработков. Я даю некие частные концерты и существую безбедно, моя профессия позволяет мне жить на мои гонорары.
Интересно, кто ваша публика на этих частных концертах?
Люди очень, очень состоятельные и власть предержащие. Люди разумные и думающие. Но меня постоянно спрашивают, когда будут публичные концерты. Об этом не хочется говорить, но… Для того, чтобы сделать большой концерт, нужны большие средства. Потому что очень дорога аренда концертных залов, очень дорого стоит реклама, щиты, радио… Впрочем, мне везет. Мне помогают. Помогают бескорыстно, без всяких обязательств с моей стороны. И тогда мне и удается делать большие концерты, новые программы.
Если бы вы сейчас нашли мецената, какой проект бы реализовали в первую очередь?
У меня столько идей… Что если бы я имела бензоколонку, я бы просто каждые полгода радовала публику новыми программами. У меня лежит проект на стихи Ахматовой – изумительный. Я с удовольствием бы сделала народные песни, джаз-роковую программу… Мне очень хочется показать советские песни. Но говорить об этом совершенно не желаю. Потому что, как все, буду стонать, что нет денег. Что аранжировки стоят денег. Музыканты – стоят денег. И я не могу… Нет, я могу себе на платье заработать, но мне не под силу заработать на симфонический оркестр и студии звукозаписи.
Вы никогда не думали: может, стоит завести себе грамотного директора, который поможет выстроить бизнес?
Зачем мне директор, если у меня самой специальность – организатор-методист культурно-просветительной работы высшей квалификации. А диплом – “Планирование как функция управления”. И я планирую все свои программы, и составляю и руковожу ими.
Я считал – у вас музыкальное образование… Где вы учились?
Сначала поступила в Гуманитарный университет профсоюзов в Петербурге. А на четвертом курсе стала параллельно учиться в студии Ленинградского Мюзик-Холла. И сейчас вспоминаю с ужасом – надо было все это успевать – последний год в университете… Я писала диплом… Я вообще хотела университет сдуру бросить. Но группа уговорила меня не делать этого. Отмечали на занятиях мое присутствие, тем более что все курсы я была отличница, отвечала на всех семинарах… Словом, мне сделали поблажку – отпустили учиться в Мюзик-Холл. И я ездила каждое утро на другой конец Питера. И, как в любом театральном училище: акробатика, сцендвижение, мастерство актера – так и начала входить в профессию.
Вы что же, вдруг к четвертому курсу университета обнаружили в себе способности к пению и поняли: вот оно, мое призвание?
Нет, конечно. Я пела всегда, сколько себя помню, и, кстати, в университете на первом курсе, когда ездили на картошку, пела прямо на поле, и меня все звали Утро туманное. И вообще, музыка меня захлестывала, я не могла без нее жить… Но я подчинилась отцу, чей авторитет для меня был безусловным. Папа руководил очень популярным в свое время ансамблем “Радуга” и был высочайшим специалистом своего дела, с жесткой системой координат. Так вот он в моем пении не видел одаренности, зато во мне самой замечал лишь мою рассеянность – я в школе и впрямь, на уроках ворон считала. Успех же – это воля, собранность и дисциплина. Или дядька, который над тобой стоит с плеткой. Если нет такого человека, значит, ты сам должен быть все время собран. И папа это хорошо понимал. Это теперь понимаю и я. Но тогда я была другая, поэтому папа меня справедливо отговаривал: “Это же такая страшная жизнь – артистическая, для девочки… Это такая зависимость”. Он считал, что надо выбирать другую профессию. Рядом с искусством. Но когда я поступила в университет…
…Ваша воля проснулась, вы перестали, извините, ловить ворон, и стали отлично учиться.
Скорее, проснулось желание окунуться в музыку с головой. И я бегала в филармонию, в оперный театр и слушала, слушала. На четвертом курсе я просто стала сходить с ума от нереализованности. А дальше в моей жизни встретились добрые петербуржские бабушки. Одна из них, случайно на теплоходе, куда я устроилась подработать культорганизатором, услышав, как я пою, сказала: “Что ж ты, деточка, занимаешься не своим делом?”, – и привела меня в студию Ленинградского Мюзик-Холла. Ну, а дальше …меня оттуда после первого курса попросили за профнепригодность. Это был страшнейший удар. Надо было после него как-то подняться. Я была в депрессии и ничего не хотела. Но меня привели к другой доброй бабушке – концертмейстеру Аркадия Райкина, и она меня попросила спеть а`капелла, после чего произнесла: “Тебе нужно петь”. И сказала гениальную фразу, которая до сих пор является для меня неким определителем: “Когда ты поешь, ты становишься красивее. Вот если человек делается красивее от дела, которым занят, значит, ему нужно этим заниматься”. Вот такая была встреча. После нее я вот уж, действительно, собрала волю в кулак, стала много заниматься, пробилась в солистки Ленконцерта, затем перебралась в Москву, выступала с Московским Мюзик-Холлом, объездила весь мир, и вот теперь занимаюсь сольной карьерой.
И, можно сказать, состоялись в профессии?
Поскольку меряю себя высокими мерками моего отца, то очень долго не решалась себе сказать, что, да, я состоялась. А сейчас я это знаю. Когда пою, то слышу зал, вижу его и чувствую, как он взаимодействует со мной. Романс – это достаточно сложный жанр. Там же нет никакого разгуляя или веселья – душе надо на протяжении двух часов трудиться. И люди приходят и не уходят. А после радиопрограмм обязательно появляются слушатели, которые пишут на мой сайт в Интеренте, что, наткнувшись случайно на мой эфир, стали воспринимать эту музыку. И звонит женщина, которая рассказывает, как она впервые отвела дочь на мой концерт. А девочке – шестнадцать лет, у них никак не получалось найти контакт – сложный возраст. И после концерта, по дороге домой, они вдруг начинают разговаривать как две женщины… То, что я очень многое могу давать людям – это квинтэссенция моей сегодняшней жизни. И я знаю, что я поднимусь очень высоко. Не в смысле популярности, а именно новых проектов, программ, творчества. Я замечаю, как многие артисты, с которыми я начинала одновременно, уже дошли до своего пика и успели спуститься, и про них забыли. А я – это мое глубокое убеждение – очень стремительно иду вверх и даже не дошла до середины.
“Работа для вас” N 169 (1665) понедельник, 6 ноября 2006